Знаете, почему трудно преодолеть коррупцию? Потому что от нее проиграют все понемногу, а выиграют только единицы — но капитально. Некоторые должности не случайно считают расстрельными. Все зависит от специфики ведомства. В некоторых министерствах и учреждениях коррупция размазана тонким слоем, а в некоторых она концентрирована.
Одно дело, если на коррупционной схеме зарабатывает пятьсот человек по сто тысяч в месяц. И совсем другое, если в перечне — двадцать персон, каждая из которых подъедает на десятки миллионов. В первом случае бороться со схемой проще. Во втором — просто опасно
Одно дело, если на коррупционной схеме зарабатывает пятьсот человек по сто тысяч в месяц. И совсем другое, если в перечне — двадцать персон, каждая из которых подъедает на десятки миллионов. В первом случае бороться со схемой проще. Во втором — просто опасно. Чем более размыты интересы, тем труднее организоваться, чтобы их отстаивать. Объем приложенных усилий прямо пропорционален вашему бонусу. Если обыватель теряет регулярно, но сравнительно немного — на протест он не выйдет. Если коррупционер зарабатывает на вас крупные деньги — он будет защищать схему до последнего.
Вся история человечества состоит из этого противостояния. С одной стороны, существует свободный рынок, который влияет на каждого, но рассеян и по касательной. А противостоит ему группа интересов, которая малочисленна, но мотивирована и потому — сильна. И любая такая группа интересов зарабатывает именно на том, что действует против рынка и коллективного интереса. Обыватель любит жаловаться на коррупцию. Требует победить ее. Но вопрос очень прост: а что лично он согласен инвестировать в этот процесс? Сколько усилий он готов приложить, чтобы победить те группы интересов, которые на нем паразитируют?
Это похоже на историю о деолигархизации. Лидеры списка «Форбс» приложили немало усилий, чтобы взобраться по социальной лестнице. Они прошли самый жестокий естественный отбор 90-х. Чтобы отнять у них влияние и ресурсы — надо решиться приложить не меньше усилий, чем приложили они, чтобы получить это влияние. Можно, конечно, сказать, что борьба с коррупцией и монополиями — дело государства. Тем более что при нормальных условиях она — оператор общественных интересов. А в искаженных реальностях — оператор интересов отдельных каст.
…прежде, чем полагаться на государство, общество должно его приватизировать. А украинский обыватель даже рыночную зарплату не хочет платить тем, кто должен защищать его от дракона. А потом удивляется, что эти зарплаты «ланселотам» платят сами драконы
Но в том и штука, что прежде, чем полагаться на государство, общество должно его приватизировать. А украинский обыватель даже рыночную зарплату не хочет платить тем, кто должен защищать его от дракона. А потом удивляется, что эти зарплаты ланселотам платят сами драконы. Конечно, можно сослаться на цифры. Сказать, что к борьбе с коррупцией стремятся миллионы. Но ведь в том и штука, что простое количество участников в политических процессах мало что значит. Имеет значение не количество, а организованность структуры.
Неорганизованное не имеет субъектности. Организованное — имеет. Власть всегда принадлежит организованному меньшинству. Чтобы претендовать на власть, нужно организоваться. Или присоединиться к тем, кто уже это сделал. Инфантильное общество ждет чуда. Добрых волшебников, пятьсот эскимо и немедленное торжество правды и добродетели. Но реальность принадлежит только тем, кто ее приручает. Только и всего.
Журналист, Павел Казарин